Он утвердительно кивнул головой и
сказал:
- Я предлагал Штерну свои услуги. Но он отказался. А без его согласия
я, конечно, не стал делать опытов.
- В Москве я служил рабочим на заводе "Динамо", - продолжал Штирнер. -
Потом поступил в зоологический сад - я очень люблю животных - и там
познакомился с заведующим Дуговым, который был так любезен, что скоро
сделал меня своим ближайшим помощником.
- Вы стоили того, дорогой мой, - ответил Дугов.
- А через Дугова я познакомился и с "передатчиком мыслей", как шутя
зовут у нас Качинского. Вот и все, что я могу рассказать о себе.
- А у вас так широко поставлено теперь это дело передачи мысли на
расстояние? - спросила Эмма.
- Ого! - отозвался Дугов. - Что-то необычайное! Передача мысли на
расстояние действительно достигла широкого применения. Через несколько
десятков лет вы не узнаете мира.
- И то, что уже достигнуто, изумительно, - сказал Штирнер. - Неужели вы
не читали в газетах?
- Мы не выписываем газет.
Штирнер посмотрел на Эльзу и нахмурился, как бы стараясь что-то
вспомнить.
- Странно, - сказал он, - мне кажется, что я как будто где-то когда-то
мельком видел вас. Может быть, случайная встреча в пути?..
- Возможно, - ответила Эльза, смутившись. - Так вы говорите, что
передача мыслей творит чудеса?
- Да, чудеса. Чудеса, фантазии и химеры мы воплотили в жизнь. - И,
вдруг вдохновившись, Качинский стал быстро говорить:
- Вы не узнали бы Москвы, если вам когда-нибудь приходилось бывать в
ней. Первое, что вас поразит, - это то, что Москва стала городом великого
молчания. Мы почти не разговариваем друг с другом с тех пор, как научились
непосредственно обмениваться мыслями. Каким громоздким и медленным кажется
теперь нам старый способ разговора! Возможно, что со временем мы и совсем
разучимся говорить. Скоро и почту, и телеграф, и даже радио мы сдадим в
архив. Мы научились уже разговаривать друг с другом на расстоянии. Вот
сейчас, если хотите, я могу обменяться мыслями с моим приятелем в Москве.
Качинский замолчал, полузакрыл глаза и сосредоточился, приложив к виску
какую-то коробочку. Эльза и Эмма с удивлением следили за игрой его лица,
отражавшей этот молчаливый разговор. Качинский открыл глаза и улыбнулся.
- Друг здоров, но очень занят - он на заседании. В Москве идет снег.
Ивин шлет нам всем привет. Просит нас, чтобы мы привезли его жене попугая.
Эмма даже рот приоткрыла от удивления.
- Но как же, - спросила она, - не перемешаются все эти мысли?
- Взаимные мешания существуют, но не в такой степени, как в
радиопередаче. Наши "радиостанции" более точны, чем старые; мы всегда
знаем, как настроен приемник нашего собеседника, и быстро устанавливаем
нужную связь.
- Где же ваша радиостанция? - спросила Эльза.
- Вот здесь! - ответил Качинский, с улыбкой показывая на свой лоб. -
Наш мозг - наша радиостанция. У нас есть и настоящие усилительные машины,
но теперь мы пользуемся ими только для передачи мыслей, так сказать,
массового восприятия: новостей дня, лекций, концертов. Отдельные же лица
для общения друг с другом имеют усилители, которые помещаются в кармане.
Вот он! - и Качинский показал коробочку, которую только что держал у
виска. - На близком расстоянии усиления не нужно и сейчас. А скоро мы и
вообще обойдемся без искусственного усиления. Постепенным упражнением мы
достигаем все большей мощности нашей природной "радиостанции".
- И вы можете передать концерт, как по радио?
- Лучше, чем по радио. Мы просим наших лучший композиторов мысленно
импровизировать и излучать импровизацию. Какой восторг слушать свободный
