волна разлилась более широким кругом, и паника
охватила также войска, шедшие по улице. Волны эти набегали, как ледяное
дыхание смерти, прокатываясь по рядам, и стройные колонны солдат
превращались в дикое стадо обезумевших животных. Солдаты бросались друг на
друга, спасались в подъездах, воротах домов, а оттуда им навстречу в
паническом ужасе выбегали граждане.
Паника наполнила и дома. Люди прятались под кровати, залезали в шкафы.
Некоторые выбрасывались из окон на головы солдат, на штыки. Женщины
хватали детей и с дикими воплями метались по комнатам, как будто весь дом
был объят пламенем. По коридорам и лестницам домов бурлили потоки людей,
потерявших голову. Одни бежали вверх, другие - вниз, катились по лестнице,
топтали упавших женщин и детей. Ужаснее всего было то, что никто не знал
причин паники, никто не знал, от кого нужно спасаться. Но постепенно в
этом хаотическом, бурлящем потоке образовалось движение в одну сторону;
возможно, что солдаты задних рядов, до которых еще не докатились волны
паники, видя картину всеобщего смятения, побежали назад и увлекли за собой
других. Этот поток обратного движения все рос. Казалось, люди нашли путь к
спасению, и они побежали все в одном направлении с такой бешеной
скоростью, как будто их преследовали тысячи пулеметов.
Пробежав три улицы, адъютант увидал своего "железного генерала" -
человека, не знавшего страха. Генерал без каски, в разорванном мундире, с
безумными глазами, перескакивал через груды упавших тел, пробивая дорогу
огромными кулачищами.
А "заградительная паническая зона", как после назвали это явление, все
ширилась. Она захватила собой и здание, в котором заседал комитет
общественного спасения. Члены комитета и все правительство бежали.
Только к утру паника утихла, но комитет не решался возвращаться в
город.
Столица была потеряна. Оставалось спасать страну. Но в это уже почти
никто не верил. Когда члены комитета разыскали друг друга, в соседней
деревушке был устроен военный совет. "Железный генерал" был совершенно
подавлен неудачей и находился в полном отчаянии...
- Перед чертом штыки бессильны, - сказал он и мрачно опустил голову.
Штирнер победил. Он мог распоряжаться страной по своему желанию, как ни
один деспот в мире.
9. "ДРУЖЕСКАЯ ПОМОЩЬ"
Иностранные государства с интересом следили за исходом борьбы немецкого
правительства со Штирнером. Французские и английские банкиры не скрывали
своего удовольствия, когда телеграф и радио приносили известия о разорении
и гибели крупнейших немецких банкиров - конкурентов на международном
денежном рынке.
- Отлично! Молодец Штирнер! - говорили иностранные банкиры и уже
подсчитывали будущие барыши.
Они считали Штирнера необычайно удачливым финансистом, но были уверены,
что он в конце концов сорвется, как сорвался когда-то выросший как на
дрожжах концерн Стиннеса. Могущество Штирнера росло, превосходя все
ожидания, всякую меру. История капитализма не знала такой быстрой и
головокружительной карьеры, какою оказалась карьера этого финансового
Наполеона. "Солнце Аустерлица" разгоралось над ним все ярче, и не было
никаких признаков, указывающих на приближающееся "Ватерлоо".
Все чаще, все упорнее стали проникать слухи о том, что успех Штирнера
имеет какие-то необычайные причины, что в его руках есть какие-то
таинственные средства воздействия на людей, которых он обезволивает,
подчиняет своему влиянию, делает игрушкой в своих руках.
Когда Штирнер стал на путь борьбы с правительством, опасливо
зашевелились не только иностранные банкиры, но
