на своей яхте или
летали на, гидроплане вдоль берега, к Ницце и обратно. Замок игрушечного
княжества Монако, прилепленный к желтым скалам, как ласточкино гнездо, сам
казался игрушкой. Белой ниточкой протянулся у берега прибой. На пляже
видны были гуляющие величиною менее булавки. А когда пилот, поворачивая
обратно, направлял серый нос гидроплана в открытое море, зрелище было еще
более изумительным. Края горизонта, высоко поднятые благодаря оптическому
обману, превращали море в синюю чашу, над которой была опрокинута голубая
чаша неба. И казалось, что гидроплан находился в центре шара. Внизу
проплывали игрушки-парусники... Эльзе хотелось смеяться от радости и
счастья.
Она возвращалась на виллу бодрая и жизнерадостная, как никогда. После
рационализированного, холодного, полупустого стеклянного ящика - дома
Готлиба - вилла казалась необычайно уютной и "жилой". Здесь Готлиб не
успел еще ввести своих чудачеств. Вся обстановка была несколько
старомодна, но красива и удобна. Не новый, но хороший рояль очень
понравился Эльзе, и она играла на нем в теплые вечера. Дверь на балкон
была открыта, над водной гладью поднималась луна, бросая на море
серебряную полосу, а ожившие от ночной прохлады туберозы дышали сладкой
истомой.
И пьесы, которые она играла, были такими же красивыми, полнозвучными и
спокойно-радостными, как эти южные ночи.
Казалось, отдыхал и Штирнер. Даже очертания лица его стали мягче, и
ироническая улыбка не кривила губы. Только иногда, останавливая взор на
Эльзе, Штирнер вдруг становился задумчив и печален.
Две недели прошли незаметно.
Но в начале второй недели Эльза почувствовала в себе какую-то перемену.
Она как будто стала пробуждаться от сна. Эльза уходила к себе и подолгу
сидела одна. Непрошеные мысли снова начали беспокоить ее. И, чему она сама
удивлялась, Людвиг как будто становился ей менее дорог. Она глядела на его
лицо, и оно становилось как будто все более длинным и неприятным.
Штирнер замечал это и хмурился все больше. Не радовали его и телеграммы
Зауера. Он сообщал о ряде неудач. За время отсутствия Штирнера возродилось
несколько банков. Некоторые крупнейшие заводчики" и шахтовладельцы сумели
получить заграничный кредит и оплатили векселя, выйдя таким образом из-под
финансовой кабалы Штирнера. Но главное - с отъездом Штирнера против него
поднялась большая газетная кампания. Объединение в руках одного банка
Эльзы Глюк всего финансового и промышленного богатства страны признавалось
опасным для государства и интересов населения. Правительственные газеты
были так же вооружены против Штирнера, как и частные.
Необычайный, беспримерный успех Штирнера давал тему для самых различных
предположений и толкований, причем большинство газет склонялось к тому,
что чем бы ни был вызван этот успех, он выходит из обычных рамок, а потому
необходимо бороться с этим могуществом также необычными мерами, не
предусмотренными в законе. Возможно, что правительство издаст специальное
законодательное постановление, направленное против Штирнера. Министры, не
утвердившие устава акционерного общества Мюнстерберга и Шумахера,
принуждены были под влиянием общественного мнения подать в отставку, хотя
негласное следствие, которое велось против них, не могло установить
наличия корыстных мотивов в их поведении, иначе говоря - подкупа Их
Штирнером. Мюнстерберг не перенес удара и умер, Шумахер делал попытку
покончить с собой, выжил и уехал в Америку.
Таковы были новости последней недели. О Штирнере знал уже весь мир. Имя
его было у всех на устах. Здесь, в Ментоне, он с женой держался особняком.
