почаще. - И, обратившись к Эльзе, сказал:
- Да, я очень занят, дорогая. Завтракай одна. Сегодня я не отойду от
телефона весь день и, вероятно, всю ночь.
Эльза сделала недовольный жест. Штирнер положил трубку телефона и
подошел к Эльзе.
- Что делать, милая, потерпи. Сегодня я даю генеральное сражение. Я
должен его выиграть, а завтра ты будешь некоронованной королевой, в твоих
руках будут богатства...
- Людвиг! - с упреком сказала Эльза.
- Ну хорошо, не буду говорить об этом. Как Эмма? Ты была у нее?
- Врач сказал, что у нее почки не в порядке - кто бы мог подумать? - и
ей опасно иметь ребенка...
- Так, так, - рассеянно слушал Штирнер.
- Но она говорит, что умрет, но не откажется от ребенка.
- Так, великолепно.
Опять затрещал звонок. Штирнер вздрогнул и, наскоро поцеловав Эльзу в
лоб, сказал ей:
- Будь умница, не скучай. Когда все это кончится, мы с тобой поедем на
Ривьеру. Алло! Я слушаю. Эльза вздохнула и вышла.
- В двенадцать часов? То есть через час? Тем лучше! Как только вы
узнаете о решении правительства, непременно сообщите... Бросив трубку,
Штирнер в волнении зашагал по кабинету.
- Вместо двух правительство решит этот вопрос в двенадцать. Значит,
действует! Теперь я верю в успех, как никогда. А если здесь победа, то
победа во всем! И Штирнер всесилен!
Он закинул голову назад, полузакрыл глаза и застыл на минуту с улыбкой
на лице.
- Однако не время упиваться властью. Надо собрать все силы для
последнего удара.
Штирнер пошел в свою комнату и заперся на ключ. Через час он вышел
усталый, побледневший, поправил нависшую на лоб прядь волос, опустился в
кресло и полузакрыл глаза. Звонок. Штирнер вскочил, как на пружине, и
сорвал телефонную трубку.
- Алло! Да, да, я... Это вы, Зауер?
Но звонил не Зауер, а один из агентов Штирнера, Шпильман.
- Ошеломляющая неожиданность! Только что кончилось заседание.
Правительство отклонило утверждение устава акционерного общества. Шумахер,
бывший на заседании, крикнул в лицо министру: "Предатель". Мюнстерберга
хватил удар, и он в бессознательном состоянии отвезен домой. - Штирнер не
дослушал. Дрожащей от волнения рукой он опустил телефонную трубку и так
громко крикнул на весь кабинет: "Победа!", что проснулся лежавший у его
кресла Фальк и, вскочив, с недоумением по-, смотрел на своего хозяина.
- Победа, Фальк! - Бросив в угол кабинета платок, Штирнер приказал:
- Пиль!
Собака в несколько прыжков добежала до платка, схватила его и принесла
хозяину.
- Вот так все они теперь! Ха-ха-ха!.. - Нервно смеялся Штирнер. Он
поднял собаку за передние лапы и поцеловал ее в лоб. - Но их я не буду
целовать, Фальк, потому что они глупее тебя и они меня ненавидят. О, тем
приятнее заставить их носить поноску!
Опять звонок.
- Зауер? Да, я уже знаю. Мне сказал Шпильман. Как реагирует биржа?
Взрыв бомбы произвел бы меньшее впечатление. Биржа превратилась в
сумасшедшей дом.
- Акции Мюнстерберга?
- Головокружительно падают. Вы гений, Штирнер!
- Теперь не до комплиментов. Когда акции крахнувших банков будут
котироваться по цене оберточной бумаги, можно будет скупить их... Мы
сумеем вернуть им ценность. Но это успеется. Дело сделано, и вы можете
уехать, Зауер!
- Я не могу выйти. Люди превратились в обезумевшее стадо. Сюда не могут
даже пробраться санитары скорой помощи, чтобы унести упавших в обморок и
смятых толпой.
- Ну что ж, если вы лишены свободы, сообщите мне, что у вас делается.
И Зауер сообщил. Фондовые маклеры устроили десятиминутное совещание, на
котором решили, что удержать бумаги Мюнстерберга, Шумахера
