только один случай покушения,
и он окончился очень плачевно для смельчаков: двое взломщиков, лучшие
специалисты своего дела, были захлопнуты автоматической дверью, как мыши в
мышеловке.
Автоматически приведенный в действие киноаппарат заснял это
происшествие, и картина демонстрировалась во всех кинематографах, как
образец наказанного порока. Правда, злые языки утверждали, что все это
ограбление было инсценировано самим Готлибом, пригласившим, за приличное
вознаграждение, известных "артистов" уголовного дела и обещавшим им выход
на свободу, когда шум вокруг дела утихнет, но тем не менее картина
возымела действие. Банкир и его вкладчики спали спокойно.
В первом, надземном, этаже помещался банк со всеми его отделениями.
Здесь же помещались вооруженные сторожа, в которых, в сущности, не было и
нужды. Но банкир содержал довольно большой штат их "для декорации".
Квартира Готлиба помещалась во втором этаже, где середину занимали
гостиная, приемная, личный секретариат и кабинет. Правый конец здания был
разделен на две комнаты, соединенные с кабинетом; в одной помещалась
спальня Готлиба, в другой жил Штирнер. Эти комнаты Штирнер держал всегда
на запоре, не допуская туда служащих даже для уборки. В левом же конце
этажа помещался "зверинец" Штирнера: его ученые собаки, волки, свиньи,
кошки и медведь. Все они жили совместно в трогательном единении. Бросив
ученую карьеру, Штирнер продолжал "по-любительски", как говорил он,
изучать психологию животных.
Почти две трети верхнего, третьего, этажа, его середину, занимала
картинная галерея - гордость Готлиба и предмет шуток и острот знатоков.
Здесь в таком же трогательном единении, как звери Штирнера, бок о бок
уживались подлинный Андреа дель Сарто с грубо поддельным Корреджио, мазня
неизвестного дилетанта с карандашным рисунком Леонардо да Винчи. Все
картины были расставлены на станках, расположенных в ряд перпендикулярно
стеклянным стенам; Готлиб называл это "рационализацией освещения".
Середина зала была пуста, если не считать стоявшего на помосте рояля. Для
торжественных обедов приносились из кладовых какие-то замысловатые
раскладные рационализированные Готлибом столы, которые в сложенном виде
занимали очень мало места, но собрать их было истинным мученьем: слуги
выходили из себя, когда им приходилось складывать бесконечные кусочки,
доски, бруски... Эта работа напоминала китайскую головоломку. Отдельные
части, неверно пригнанные, рассыпались, не слушались, не входили в пазы.
Слуги нервничали, Готлиб еще больше.
- Ну как же вы не понимаете? Это так просто! - и он подбегал сам,
складывал, выдергивал, подставлял, ронял, ушибался и сердился больше всех.
Теперь с этим было покончено. Столы мирно почивали в разобранном виде,
как и их разобранный на части несчастный хозяин. Зал был пуст. Поэтому
приятно было отсюда войти в смежный зимний сад. Широкие листья пальм
покрывали большой аквариум. Вьющиеся растения оплетали искусственный грот.
Яркие орхидеи радовали глаз пестротой красок.
Уютные диванчики между лаврами и цветущими олеандрами давали
возможность отдохнуть и послушать певчих птиц, летавших на свободе.
К другому концу зала примыкала библиотека, которая находилась под двумя
кабинетами Готлиба, помещавшимися во втором и первом этажах. Все эти три
комнаты соединялись лифтом с установленным на нем креслом. В библиотеку,
состоявшую исключительно из роскошных изданий в дорогих, тисненных золотом
переплетах, Готлиб любил "взлетать" на своем подъемном кресле после
работы, чтобы выкурить здесь сигару. Но книг он не читал.
