что многие жители слышали в
это утро глухой, громоподобный гул, прокатившийся с запада на восток.
По запросу Зубова с Камчатки сообщили, что у них слышался вечером,
около шести часов, "гул и гром", и так же от запада на восток.
Зубов и Барташевич с недоумением посмотрели друг на друга.
- Это он! Значит, Шахов не погиб! - вздохнув с облегчением, сказал
Зубов.
- И пролетел дальше, - задумчиво прибавил Барташевич. - Но почему? Что
с ним произошло?
- Быть может, порча аппаратов... Не мог остановить работу дюз.
- Невероятно! - возразил Барташевич. - Все испытано, проверено. И
потом, не могли же сразу испортиться и реактивные двигатели, и винтовая
группа, и радио. - Барташевич помолчал и сказал сквозь зубы:
- А может быть...
Зубов посмотрел на хмурое и вдруг ставшее злым лицо Барташевича и понял
его мысль, его подозрение: измена Родине...
- Не может этого быть! - горячо воскликнул Зубов. Барташевич резко
стукнул кулаком по столу.
- Но тогда что же, что?
Зубов только вздохнул.
Прибежал рыжий радист, с красными от усталости глазами.
- Морская радиостанция Гонолулу, - задыхаясь, возбужденно заговорил он,
- принимала сигналы бедствия в продолжение трех или четырех часов с
Берингова моря...
- А почему же ты не слыхал? - набросился на радиста Барташевич.
- Я принимал Алдан, Хабаровск, Сахалин...
- Это Шахов! - воскликнул Зубов. - Конечно, у него какая-то авария... А
ты говорил! - прибавил Зубов, с упреком посмотрев на Барташевича.
- Я ничего не говорил, - смущенно ответил тот. - Я только подумал. А
мысли всякие - и непрошеные в голову лезут.
"Лучше смерть с честью, чем бесчестье измены!" - подумал Зубов и
сказал:
- Сигналов больше не было. Значит, Шахов погиб в Беринговом море у
берегов Северной Америки или на самом континенте.
Зубов и Барташевич опустили головы. После острых волнений наступила
реакция. Зубов едва сидел на стуле. Барташевич оперся руками на стол,
положил русую голову и сонно сказал:
- Надо послать радио на Аляску. В Америку... США... Кто-то хлопнул его
по плечу:
- Уснул, что ли? Читай! - Бондаренко положил на стол вечерний выпуск
"Уральского рабочего".
Барташевич вздохнул, словно пробуждаясь от глубокого сна, подняв
голову, потер глаза, начал читать и вдруг взволнованно и громко заговорил:
- Он жив! Он еще жив! Летит! Конечно, это снова он, Шахов! - и протянул
Зубову газету, в которой была напечатана телеграмма ТАСС из Нью-Йорка о
"таинственном болиде".
Нервное напряжение прорвалось у Барташевича смехом:
- Шах королю! Задали мы им загадку... Да себе тоже, - прибавил он
задумчиво и сильно тряхнул головой, выбрасывая снова лезшие непрошеные
мысли. - Уж не задумал ли Шахов самовольно совершить кругосветный полет?
- Шахов достаточно дисциплинирован, чтобы не делать таких мальчишеских
выходок, - снова возразил Зубов. - И, потом, зачем в таком случае ему было
посылать сигналы бедствия?
- А почему он замолчал?
Зубов и Барташевич снова посмотрели друг на друга. Если бы оба не были
так утомлены и озабочены, они рассмеялись бы - до того комично-обалделыми
были их лица.
4. СЛЕПОЙ ПОЛЕТ
Шахов, как и его друзья, снимаясь с аэродрома, не сомневался в удаче
полета. Пропеллеры тянули великолепно. 3-1 быстро набирал высоту. На
потолке тропосферы и даже субстратосферы моторы благодаря компрессорам
работали безукоризненно, перекрывая запроектированный потолок. Только
поднявшись в стратосферу, они начали "задыхаться" от недостатка кислорода
и давать перебои. Но это было явлением нормальным и заранее
предусмотренным. Шахов выключил
