ответил Вагнер.
Я поспешил в кабинет и мог убедиться в том, что население всего
земного шара находится в необычайном волнении.
Но это было только начало. Вращение земли все увеличивалось.
Сутки равнялись уже всего четырем часам.
Теперь все тела, находящиеся на экваторе, потеряли в весе одну
сороковую часть,- сказал Вагнер.
Почему только на экваторе?
Там притяжение земли меньше, а радиус вращения больше, значит,
и центробежная сила действует сильнее.
Ученые уже поняли грозящую опасность. Началось великое
переселение народов из экваториальных областей к более высоким
широтам, где центробежная сила была меньше. Но пока облегчение
веса приносило даже выгоду: поезда могли поднимать огромные
грузы, слабосильного мотоциклетного мотора было достаточно, чтобы
везти большой пассажирский аэроплан, скорость движения
увеличилась. Люди вдруг стали легче и сильнее. Я сам испытывал
эту все увеличивающуюся легкость. Изумительно приятное чувство!
Радио скоро стало приносить и более печальные вести. Поезда все
чаще начали сходить с рельс на уклонах и закруглениях пути,
впрочем без особенных катастроф: вагоны, даже падая под откос, не
разбивались. Ветер, поднимая тучи пыли, которая уже не опускалась
на землю, переходил в ураган. Отовсюду приходили вести о страшных
наводнениях.
Когда скорость вращения увеличилась в семнадцать раз, предметы и
люди на экваторе совершенно лишились веса.
Как-то вечером я услышал по радио ужасную новость: в
экваториальной Африке и Америке отмечалось несколько случаев,
когда люди, лишенные тяжести, под влиянием все растущей
центробежной силы падали вверх. Вскоре пришло и новое ужасающее
известие: на экваторе люди стали задыхаться.
Центробежная сила срывает воздушную оболочку земного шара,
которая была "прикреплена" к земле силою земного тяготения,-
объяснил мне спокойно профессор.
Но... тогда и мы задохнемся?-с волнением спросил я Вагнера. Он
пожал плечами.
Мы хорошо подготовлены ко всем переменам.
Но зачем вы все это сделали? Ведь это же мировая катастрофа,
гибель цивилизации!..- не мог удержаться я от восклицания.
Вагнер оставался невозмутимым.
Зачем я это сделал, вы узнаете потом.
Неужели только для научного опыта?
Я не понимаю, что вас так удивляет,- ответил он.-Хотя бы и
только для опыта. Странно! Когда проносится ураган или происходит
извержение вулкана и губит тысячи людей, никому не приходит в
голову обвинять вулкан. Смотрите на это, как на стихийное
бедствие...
Этот ответ не удовлетворил меня. У меня невольно стало появляться
к профессору Вагнеру чувство недоброжелательства.
"Надо быть извергом, не иметь сердца, чтобы ради научного опыта
обрекать на смерть миллионы людей",-думал я.
Моя неприязнь к Вагнеру увеличивалась по мере того, как мое
собственное самочувствие все более ухудшалось, да и было от чего:
эти ужасные, необычайные вести о гибнущем мире, это все
ускоряющееся мелькание дня и ночи хоть кого выведут из себя. Я
почти не спал и был чрезвычайно нервен. Я должен был двигаться с
величайшей осторожностью. Малейшее усилие мускулов - и я взлетал
вверх и бился головой о потолок,- правда, не очень больно. Вещи
теряли свой вес, и с ними все труднее было сладить. Довольно было
случайно задеть за стол или кресло, и тяжелая мебель отлетала в
сторону.
Вода из умывальника текла очень медленно, и струя также
отклонялась в сторону. Движения наши сделались порывисты. Члены
тела, почти лишенного тяжести, дергались, как у картонного паяца,
приводимого в движение нитками. "Моторы" нашего тела - мускулы -
оказались слишком сильны для облегченного веса тела. И мы никак
не могли привыкнуть к этому новому положению, так как вес все
время убывал.
Фима, экономка Вагнера, злилась
