говорившие о том, что Вагнер работает в самых
различных областях науки. Радиоаппаратура стояла рядом с химической
стеклянной и фарфоровой посудой, микроскопы - со спектроскопами и
электроскопами. Назначение многих аппаратов было мне неизвестно.
- Садитесь, - сказал Вагнер. Сам он уселся на походный стул у
маленького стола, вдвинутого между большими столами, заваленными
приборами, и начал писать. В то же время, поглядывая на меня одним глазом,
он разговаривал со мной. К моему удивлению, оказалось, что обо мне он
знает гораздо больше, чем я о нем. Он перечислил мои научные труды и даже
сделал несколько замечаний, удививших меня своей меткостью и глубиной, тем
более что Вагнер был по специальности биолог, а не метеоролог.
- Скажите, вы не могли бы помочь мне в одном деле? Мне кажется, что с
вами мы скорее сварили бы кашу.
"Чем с кем?" - хотел спросить я, но удержался.
- Видите ли, - продолжал Вагнер. - Генрих Решер очень симпатичный
молодой человек. Пороха он не выдумает, но будет честным систематиком. Он
один из тех, кто в науке собирает, накапливает сырой материал для будущих
гениев, которые сразу освещают одной идеей тысячу непонятных доселе вещей,
соединяют воедино частности, дают всему систему. Решер - чернорабочий от
науки. Но дело не в этом. Всякому свое. Он продукт своей среды.
Аккуратненький сынок аккуратненьких бюргерских родителей со всеми их
предрассудками. По воскресеньям утром он поет потихоньку псалмы, а после
обеда пьет кофе, приготовленный по способу его почтенной мамаши, и курит
традиционную сигару.
Разве я не замечал, как косился он на меня за то, что я произвел
вскрытие трупа Ринга. - Вагнер вдруг засмеялся. - Если бы Решер знал, что
я сделал! Я не только вскрыл черепную коробку Ринга, я вынул его мозг и
решил анатомировать его. Я никогда не пропускаю такой возможности. Вынув
мозг Ринга, я забинтовал его голову, и мы с Решером похоронили этот
безмозглый труп. Решер прошептал на могиле молитвы и ушел с чопорным
видом. А я занялся мозгом Ринга.
В Аддис-Абебе не найти льда, чтобы в нем хранить мозг. Можно было
заспиртовать его, но для моих опытов мне нужно было иметь совершенно
свежий мозг. И тогда я решил: почему бы мне не поддержать мозг в живом
состоянии, питая его изобретенным мною физиологическим раствором, который
вполне заменяет кровь? Таким образом я мог сохранить живой мозг
неопределенно долгое время. Я предполагал срезать сверху тонкие пласты и
подвергать их микроскопическим и иным исследованиям. Самое трудное было
придумать для мозга такую "черепную крышку", которая идеально предохраняла
бы его от инфекции. Вы увидите, что мне удалось очень удачно разрешить эту
задачу. Я поместил мозг в особый сосуд и начал питать его. Поврежденную
часть мозга я хорошо продезинфицировал и начал лечить. Судя по тому, как
рубцевалась мозговая ткань, мозг продолжал жить, так же как живет,
например, палец, отрезанный от тела, в искусственных условиях.
Работая над мозгом, я ни на минуту не переставал думать о судьбе моего
друга профессора Турнера. Я отправился искать его живого или мертвого,
захватив и мозг Ринга вместе с моей походной лабораторией. Я надеялся, что
удастся найти следы Турнера. Он путешествовал в довольно людных местах.
Должен был покупать продукты в деревнях, расположенных на его пути, и о
нем, таким образом, можно было узнать у местных жителей. Я быстро
продвигался вперед вместе с Решером и через несколько дней уже был на
высотах Тигре.
Однажды вечером я решил сделать первый срез мозга Ринга. И когда я уже
подошел
