рыбного косяка. Спустишь трал — ни единой рыбки. Звук отразился либо от затонувшего корабля, либо от подводной скалы. Иное дело, когда мы получим возможность видеть, что делается в глубинах моря. Тогда мы удвоим, утроим улов.
— И достигнуть этого поможет телевизор?
— Мы надеемся.
После чая капитан ушёл в рубку. Азорес остался в одиночестве. Он стал приводить в порядок свои заметки.
Траулер стало болтать сильнее.
«Выходим в открытое море», — догадался Азорес, набросил пальто и вышел на палубу.
Сильный ветер, мокрый снег, брызги… Траулер сильно качало.
«И так день и ночь, летом и зимой, в штиль и в шторм длится борьба с морем, — подумал Азорес. — Казалось бы, невероятно тяжёлый труд. Но какие у них у всех весёлые, жизнерадостные лица! Шутки, смех, песни…»
Траулер смело резал седые волны, держа курс на Медвежий остров. Помощники Гинзбурга в тяжёлых морских сапогах, в кожаных тужурках бегали от шара к капитанской рубке, проверяя исправность проводов. Экран телевизора был установлен в капитанской рубке.
Азорес подошёл к шару.
«Вроде гондолы стратостата», — подумал он.
— В этом шаре находится радиостанция? — обратился он с вопросом к Гинзбургу.
— Нет, — ответил тот. — Изображение передаётся по проводам. В шаре — батареи сухих элементов, аккумуляторы, часовой механизм.
— Аккумуляторы для прожекторных ламп?
— Только для фотоэлемента. Дуговые фонари прожектора получат энергию от электростанции траулера.
— Значит, это не совсем радиопередача? — с некоторым разочарованием спросил Азорес.
— И даже совсем не радиопередача, — ответил, усмехаясь, Гинзбург.
— Почему?
— Потому, что вода сильно поглощает радиолучи. Радиоволна, несущая изображение, угасает, не достигнув поверхности моря. Мы предполагаем опускать наш телевизор на глубину двухсот-трёхсот метров, максимум четырёхсот. На таком расстоянии нетрудно обойтись и проводами. Это надёжнее и проще.
Наконец все приготовления были закончены. Тяжёлый шар бережно прицепили к крану паровой лебёдки и начали опускать в воду.
— Теперь лучше наблюдать не здесь, а на экране телевизора, — сказал Гинзбург испанцу.
Азорес поспешил в капитанскую рубку.
Гинзбург поместил экран в глубокую коробку, которая так защищала его от света, что можно было следить за экраном, не выключая электрического света. Благодаря этому капитан мог следить и за компасом, и за картой, и за экраном телевизора.
— Однако где же экран? — удивился Азорес.
Его постигло новое разочарование, когда капитан показал ему коробку, немногим более спичечной.
— Что поделаешь, — сказал капитан, — Гинзбург изготовил свой аппарат кустарным способом. Это пробный телевизор. Если он оправдает надежды, тогда наша центральная радиолаборатория изготовит прекрасные аппараты. Лишь бы… мы что-нибудь увидели.
Азорес посмотрел в коробочку, но ничего не увидел.
— Значит, рыбы нет, — утешил его капитан.
— А возможно, ваше подводное око не видит рыбу? — спросил Азорес.
— Возможно, — ответил капитан. — Но Гинзбург уверяет, что он кое-что уже видел на этом примитивном экране.
Текли томительные, долгие минуты. Азорес не спускал глаз с экрана. Вдруг он воскликнул:
— Смотрите! Экран оживает!
Маковский взглянул и увидел на красновато-жёлтом фоне экрана невыразительные, расплывающиеся пятна. Они двигались в разных направлениях и то исчезали из поля зрения, то вновь появлялись. Одни из них выделялись на экране тёмным, другие более светлым обрамлением.
— Это рыба, — спокойно сказал Маковский.
Азорес впился глазами в волшебную коробку.
— Ну что? — спросил вошедший Гинзбург.