прогремела команда.
— Боже мой! Боже мой, не оставь меня! — закричал Вильямс и, схватившись за голову, побежал.
Хургес не спеша двинулся к каюте, вынул из чемодана пластинку из тёмного металла с цепочкой и замком на ней, бутылку с герметической крышкой и пошёл на нос корабля.
— Дон Хургес, вы здесь? Я ищу вас по всему пароходу, — окликнул его Вильямс. На нём уже был спасательный пояс. — А почему вы без пояса? Разве это не входит в ваш план?
— Не входит, — ответил Хургес. — Мой друг, бывалый капитан, говорил мне, что он против спасательных поясов: они лишь удлиняют страдания тонущих… Впрочем, это касалось холодных морей. Что же всё-таки случилось с «Левиафаном»?
— Никто ничего не знает. Даже сам капитан, если только он не скрывает причин…
«Левиафан» был обречён, в этом не оставалось сомнений. Корму накрыла вода. Прозвучал приказ: спускать шлюпки. Началась паническая беготня. Возле шлюпок завязалась звериная битва за существование. Хургес оказался прав: шлюпок не хватало.
— Почему вы не спешите к шлюпкам? — спросил Хургес.
— Потому, что я успел наметить свой план и даже осуществить его, — ответил Вильямс. Усмешка мелькнула на его побледневшем лице. — Лишь бы только они не опоздали… О, золото царит над человеком, пока он жив. Я пообещал матросам бочонок… А может быть, всё обойдётся. Радист передал сигнал бедствия, и говорят, что к нам уже спешат на помощь два парохода… Вот они… Вот.
— Пароходы?
— Да нет.
Хургес увидал матросов, которые тащили бочонки, продираясь сквозь толпу к шлюпке, висевшей на носу.
— Садитесь быстрее в шлюпку! — крикнул Вильямс.
— Я ещё не выполнил свой план, — ответил Хургес. Он продел цепочку в звено якорной цепи, щёлкнул замком, прикрепил металлическую пластинку к цепи. Потом быстро написал записку, сунул её в бутылку, плотно приладил герметическую крышку. На удивлённые взгляды Вильямса он кратко ответил:
— Это мой багаж. Итог моей жизни.
Матросы отшвыривали пассажиров и грузили в шлюпку бочонки.
— Перегрузка, — покачал головой Хургес, глядя на тяжёлые бочонки.
— Не могу же я их оставить, — сказал Вильямс.
Шлюпку спустили на воду. Десять матросов, Хургес, Вильямс, бочонки с золотом, сухари, бочка воды… Шлюпка была перегружена и осела до бортов. А за борта цеплялись утопающие. Матросы безжалостно били их по рукам вёслами, ножами и кулаками.
— Успеть быстрее отъехать от тонущего парохода!.. — бормотал Вильямс трясущимися бескровными губами.
Шлюпка не успела отплыть и двадцати метров, как пароход, став носом кверху, пошёл ко дну. Над местом гибели вздыбился огромный столб воды, тяжело осел и хлынул бешеным валом. Вал ринулся на шлюпку.
— Конец! — взвизгнул Вильямс.
— Всякий конец может быть и началом, — спокойно ответил Хургес и швырнул бутылку в воду. Это были его последние слова.
Вода накрыла шлюпку, заглушила последние крики утопающих. Через два часа на место катастрофы прибыл первый пароход, принявший сигналы бедствия.
ЗА МОРСКИМ ОКУНЕМ
На длинном столе — чёрный шар диаметром в полтора метра. Один бок его срезан. Широкое окно выходит на Кольский залив. Там виднеются мачты и трубы траулеров рыбного треста. Однако в окно никто не смотрит. Взоры всех устремлены на чёрный шар. Двенадцать комсомольцев, членов кружка по изучению радиотехники, тесным кольцом обступили стол. Большинство — студенты морского техникума, часть — радисты с траулеров.
Мотя Гинзбург, конструктор, изобретатель и руководитель кружка, радист траулера «Серго Орджоникидзе», похлопывая ладонью по чёрной металлической поверхности шара, спросил с усмешкой на умном худощавом лице:
— Вы видите
