все мужчины были на охоте, а женщины занимались
растиранием корней маниока, из которого они делают опьяняющий напиток
кашири, я, проходя по окраине селения, услышал стоны из шалаша, стоявшего
одиноко, у самой опушки леса. Я вошел в шалаш и увидел девушку, опутанную
сетями. Большие черные муравьи нестерпимо кусали ее. Все тело несчастной
извивалось, лицо было перекошено от боли, на губах выступила розовая пена,
- она искусала себе губы, - мутные глаза закатились. Тронутый видом этих
мучений, я развязал сеть и стал выбирать муравьев, топтать их ногой и
выбрасывать из шалаша. Потом я взял сеть и опять прикрыл ею девушку,
которая в знак благодарности стала целовать мне руки. Тогда я решил, что
девушка может поблагодарить меня более существенным образом, и сказал ей:
- Сегодня ночью, когда шаман освободит тебя от сетей, ты придешь к
Голубому ручью и пойдешь со мной...
Девушка кивнула головой и сказала:
- Я исполню то, что ты приказываешь. Я исполню ради той милости,
которую ты оказал мне, облегчив мои страдания.
Ночью она пришла к Голубому ручью, и мы углубились с ней в чащу леса.
К полночи пришли мы на лесную поляну, с высоким холмом посередине. Полная
луна стояла над головой, ярко освещая большого деревянного идола на
вершине холма. Этот идол, до колен, которые стояли от земли выше роста
человеческого, - был засыпан сверкающими золотыми самородками. Я
поклонился идолу до земли, незаметно взял с земли самородок величиною с
гусиное яйцо и, повернувшись к девушке, сказал:
- Теперь я пойду. Укажи мне путь к морю.
Девушка задумалась и сказала:
- Хорошо. Ты один не найдешь дороги. Скоро придут сюда жрецы с
приношениями. Бежим!..
И мы побежали. Двадцать раз я мог погибнуть без этой девушки. Она
предостерегала меня от капканов, отравленных колючек, глубоких ям,
прикрытых листьями, охраняющих священное место; она умела находить ручьи и
съедобные ягоды. Она знала каждую "тропинку в лесу. Мы вышли к берегу в
тот момент, когда команда "Сивиллы", отчаявшись в моем возвращении,
поднимала якорь и паруса, готовясь к отплытию. Меня увидали и послали
шлюпку. Я рассказал моим товарищам все, что было со мной, показал им
слиток и убеждал их пойти за золотом. Они согласились, и нам удалось
перенести на корабль столько золота, что мы наполнили им три бочки из-под
солонины".
- Вот откуда это золото, - закончил Людерс, опуская рукопись на
колени.
- Что же стало с девушкой? - спросила Вивиана.
- Девушка сказала Себастьяно, что ее убьют, если она вернется домой,
и она уехала с ним. Дальше рукопись повествует о приключениях плавания, о
буре, о прибытии сюда, о гибели экипажа. Вот последние строки этого
дневника:
"Числа не знаю. Голова в огне. Руки дрожат. Кругом трупы. Нет сил
выбросить мертвых за борт. Сегодня перед восходом солнца умерла на моих
руках бедная девушка. Умерла спокойно, с улыбкой на губах. А вечером
накануне она в бреду со страхом говорила: "Боги мстят!.." - Бочки с
золотом, - кому они..." Здесь рукопись обрывается.
Людерс окончил чтение, и все сидели некоторое время молча, под
впечатлением прослушанной истории.
- Да, - наконец, сказал Людерс, - таких историй у меня целая
библиотека. Я собрал их едва ли не больше, чем Слейтон.
- Я вижу, что эта история взволновала вас, - продолжал Людерс,
обращаясь к Вивиане. - Если вы ничего против не имеете, я предложу вам
маленькую экскурсию по Острову. Почти вся история кораблестроения пройдет
перед вашими глазами.
Все охотно согласились и поднялись наверх. Людерс как
