или не позволять. Только я! - и после паузы он добавил: - Вот
что, Гатлинг! Я имею возможность доставить вас на берега Азорских
островов. Я смогу весьма солидно обеспечить вас на дорогу.
Гатлинг весь покраснел от гнева и сжал кулаки.
- Молчать! - крикнул он. - Вы смеете предлагать мне взятку? Вы смеете
думать, что я способен за деньги предать человека? - И вслед за этими
словами он набросился на Слейтона.
Слейтон отразил удар и дал свисток. Десяток разноплеменных
оборванцев, составлявших личную охрану Слейтона, ринулся на Гатлинга из-за
распахнувшихся дверей.
Гатлинг отбрасывал их во все стороны, но борьба была неравная. Через
несколько минут он был крепко связан.
- Бросить его в темный карцер! Кстати, посадите под арест и
Симпкинса!
И, когда Гатлинга увели, Слейтон спросил одного из слуг, все ли
готово к церемонии выбора жениха.
- Отлично. Итак, сегодня в девять вечера!
Большой зал кают-компании был разукрашен на славу. Стены пестрели
флагами всех наций, взятыми с погибших кораблей, и кусками цветной
материи. Через всю комнату, вдоль и поперек, тянулись гирлянды водорослей.
На воздухе эти водоросли быстро бурели и имели довольно жалкий вид, но,
что делать, другой зелени нельзя было достать. Зато на столах красовалось
несколько букетов крупных белых цветов, напоминавших водяные лилии.
Разноцветные фонари, подвешенные к потолку, дополняли убранство. Длинный
стол был уставлен холодными блюдами, вином и даже бутылками шампанского.
Население острова буквально сбилось с ног с самого утра.
К вечеру нельзя было узнать всех этих жалких оборванцев.
У каждого из них, в заветном сундучке, оказался довольно приличный
костюм. Никогда еще не брились они так тщательно, не причесывали с таким
старанием отвыкшие от щетки и гребешка волосы, никогда не изводили столько
мыла и воды и никогда так долго не заглядывались на себя в осколки
зеркал...
Эти осколки отражали самые различные лица: и черное, как сажа,
лоснящееся лицо негра, и узкие глаза желтолицего китайца, и изъеденное
солью и ветрами лицо старого морского волка, и ярко-красное лицо индейца с
затейливыми украшениями в ушах.
Но все они - старые и молодые, белые и черные - думали об одном:
- Право же, я недурен! Чем черт не шутит! И кто знает тайны
капризного сердца женщины?
Словом, каждый из них, как бы ни были малы шансы, лелеял надежду
занять место жениха.
Посреди кают-компании была воздвигнута трибуна.
Сюда, на это возвышение, ровно в девять вечера, в белом платье, как и
полагается невесте, была возведена мисс Кингман сопровождавшими ее Идой
Додэ и Мэгги Флорес.
При ее появлении грянул хор. Это пение не отличалось стройностью, оно
было для музыкального уха Вивианы даже ужасно, но зато хористов нельзя
было упрекнуть в недостатке воодушевления. Качались фонари и колыхались
флаги, когда несколько десятков хриплых и сиплых голосов ревели и
грохотали: "Слава, слава, слава!"...
Бледная, взволнованная и хмурая, поднялась "невеста" на высокий
помост.
Слейтон обратился к ней с приличествующей случаю речью. Указал на
"незыблемость" закона о том, что каждая вступающая на Остров Погибших
Кораблей женщина должна выбрать себе мужа.
- Быть может, мисс, этот закон вам покажется суровым. Но он необходим
и в конце концов справедлив. До издания этого закона вопрос разрешался
правом силы, поножовщиной между претендентами. И население острова гибло,
как от эпидемии...
Да, все это было, может быть, и разумно, но мисс Кингман было от
этого не легче. Ее глаза
