По пути в Париж нога у Брике разболелась не на шутку. Брике лежала в
своем купе и тихо стонала. Ларе успокаивал ее как умел. Это путешествие
еще больше сблизило их. Правда, он ухаживал с такой заботливостью, как ему
казалось, не за Брике, а за Анжеликой Гай. Но Брике относила заботы Ларе
целиком к себе. Это внимание очень трогало ее.
- Вы такой добрый, - сказала она сентиментально. - Там, на яхте, вы
напугали меня. Но теперь я не боюсь вас. - И она улыбалась так
очаровательно, что Ларе не мог не улыбнуться в ответ. Эта ответная улыбка
уже всецело принадлежала голове: ведь улыбалась голова Брике. Она делала
успехи, сама не замечая того.
А недалеко от Парижа случилось маленькое событие, еще больше
обрадовавшее Брике и удивившее самого виновника этого события. Во время
особенно сильного приступа боли Брике протянула руку и сказала:
- Если бы вы знали, как я страдаю...
Ларе невольно взял протянутую руку и поцеловал ее. Брике покраснела,
а Ларе смутился.
"Черт возьми, - думал он, - я, кажется, поцеловал ее. Но ведь это
была только рука-рука Анжелики. Однако ведь боль чувствует голова, значит,
поцеловав руку, я пожалел голову. Но голова чувствует боль потому, что
болит нога Анжелики, но боль Анжелики чувствует голова Брике..." Он совсем
запутался и смутился еще больше.
- Чем вы объяснили ваш внезапный отъезд вашей подруге? - спросил
Ларе, чтобы скорее покончить с неловкостью.
- Ничем. Она привыкла к моим неожиданным поступкам. Впрочем, она с
мужем тоже скоро приедет в Париж... Я хочу ее видеть... Вы, пожалуйста,
пригласите ее ко мне. - И Брике дала адрес Рыжей Марты.
Ларе и Артур Доуэль решили поместить Брике в небольшом пустующем
доме, принадлежащем отцу Ларе, в конце авеню до Мэн.
- Рядом с кладбищем! - суеверно воскликнула Брике, когда автомобиль
провозил ее мимо кладбища Монпарнас.
- Значит, долго жить будете, - успокоил ее Ларе.
- Разве есть такая примета? - спросила суеверная Брике.
- Вернейшая.
И Брике успокоилась.
Больную уложили в довольно уютной комнате на огромной старинной
кровати под балдахином.
Брике вздохнула, откидываясь на горку подушек.
- Вам необходимо пригласить врача и сиделку, - сказал Ларе. Но Брике
решительно возражала. Она боялась, что новые люди донесут на нее.
С большим трудом Ларе уговорил ее показать ногу своему другу,
молодому врачу, и пригласить в сиделки дочь консьержа.
- Этот консьерж служит у нас двадцать лет. На него и на его дочь
вполне можно положиться.
Приглашенный врач осмотрел распухшую и сильно покрасневшую ногу,
предписал делать компрессы, успокоил Брике и вышел с Ларе в другую
комнату.
- Ну, как? - спросил не без волнения Ларе.
- Пока серьезного ничего нет, но следить надо. Я буду навещать ее
через день. Больная должна соблюдать абсолютный покой.
Ларе каждое утро навещал Брике. Однажды он тихо вошел в комнату.
Сиделки не было. Брике дремала или лежала с закрытыми глазами. Странное
дело, ее лицо, казалось, все более молодело. Теперь Брике можно было дать
не более двадцати лет. Черты лица как-то смягчились, стали нежнее.
Ларе на цыпочках подошел к кровати, нагнулся, долго смотрел на это
лицо и... вдруг нежно поцеловал в лоб. На этот раз Ларе не анализировал,
целует ли он "останки" Анжелики, голову Брике или всю Брике.
Брике медленно подняла веки и посмотрела на Ларе, бледная улыбка
мелькнула на ее губах.
- Как вы себя чувствуете? - спросил Ларе. - Я не разбудил вас?
- Нет, я не спала. Благодарю вас, я чувствую себя хорошо. Если бы не
эта боль...